Хуже порчи и лишая мыслей западных зараза
Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!
Эта местность мне знакома, как окраина Китая!
Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.
Многоточие шинели. Вместо мозга — запятая.
Вместо горла — темный вечер. Вместо буркал — знак деленья.
Вот и вышел человечек, представитель населенья.
Вот и вышел гражданин,
достающий из штанин.
“А почем та радиола?”
“Кто такой Савонарола?”
“Вероятно, сокращенье”.
“Где сортир, прошу прощенья?”
Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах — папироса.
В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
И нарезанные косо, как полтавская, колеса
с выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
оживляют скатерть снега, полустанки и развилки
обдавая содержимым опрокинутой бутылки.
Прячась в логово свое
волки воют “і-мое”.
“Жизнь — она как лотерея”.
“Вышла замуж за еврея”.
“Довели страну до ручки”.
“Дай червонец до получки”.
Входит Гоголь в бескозырке, рядом с ним — меццо-сопрано.
В продуктовом — кот наплакал; бродят крысы, бакалея.
Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из барана
превращается в тирана на трибуне мавзолея.
Говорят лихие люди, что внутри, разочарован
под конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован.
Хорошо, утратив речь,
встать с винтовкой гроб стеречь.
“Не смотри в глаза мне, дева:
все равно пойдешь налево”.
“У попа была собака”.
“Оба умерли от рака”.
Входит Лев Толстой в пижаме, всюду — Ясная Поляна.
(Бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.)
Он — предшественник Тарзана: самописка — как лиана,
взад-вперед летают ядра над французским частоколом.
Се — великий сын России, хоть и правящего класса!
Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо.
Чудо-юдо: нежный граф
превратился в книжный шкаф!
“Приучил ее к минету”.
“Что за шум, а драки нету?”
“Крыл последними словами”.
“Кто последний? Я за вами”.
Входит пара Александров под конвоем Николаши.
Говорят “Какая лажа” или “Сладкое повидло”.
По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,
натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.
Размышляя о причале, по волнам плывет “Аврора”,
чтобы выпалить в начале непрерывного террора.
Ой ты, участь корабля:
скажешь “пли!” — ответят “бля!”
“Сочетался с нею браком”.
“Все равно поставлю раком”.
“Эх, Цусима-Хиросима!
Жить совсем невыносимо”.
Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут в рощах.
Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.
Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик.
Глянь — набрякшие, как вата из нескромныя ложбины,
размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.
Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.
Ветер свищет. Выпь кричит.
Дятел ворону стучит.
“Говорят, открылся Пленум”.
“Врезал ей меж глаз поленом”.
“Над арабской мирной хатой
гордо реет жид пархатый”.
Входит Сталин с Джугашвили, между ними вышла ссора.
Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,
и дымящаяся трубка… Так, по мысли режиссера,
и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.
И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.
Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.
Друг-кунак вонзает клык
в недоеденный шашлык.
“Ты смотрел Дерсу Узала?”
“Я тебе не все сказала”.
“Раз чучмек, то верит в Будду”.
“Сукой будешь?” “Сукой буду”.
Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьем
и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.
Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,
придирается к закону, кипятится из-за пошлин,
восклицая: “Как живете!” И смущают глянцем плоти
Рафаэль с Буонаротти — ни черта на обороте.
Пролетарии всех стран
Маршируют в ресторан.
“В этих шкарах ты как янки”.
“Я сломал ее по пьянке”.
“Был всю жизнь простым рабочим”.
“Между прочим, все мы дрочим”.
Входят Мысли о Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.
Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.
Они пляшут и танцуют: “Мы вояки-забияки!
Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом”.
И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.
В Министерстве Обороны громко каркают вороны.
Входишь в спальню — вот те на:
на подушке — ордена.
“Где яйцо, там — сковородка”.
“Говорят, что скоро водка
снова будет по рублю”.
“Мам, я папу не люблю”.
Входит некто православный, говорит: “Теперь я — главный.
У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.
Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.
Дайте мне перекреститься, а не то — в лицо ударю.
Хуже порчи и лишая — мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая саксофон — исчадье джаза”.
И лобзают образа
с плачем жертвы обреза…
“Мне — бифштекс по-режиссерски”.
“Бурлаки в Североморске
тянут крейсер бечевой,
исхудав от лучевой”.
Входят Мысли о Минувшем, все одеты как попало,
с предпочтеньем к чернобурым. На классической латыни
и вполголоса по-русски произносят: “Все пропало,
а) фокстрот под абажуром, черно-белые святыни;
б) икра, севрюга, жито; в) красавицыны бели.
Но — не хватит алфавита. И младенец в колыбели,
слыша “баюшки-баю”,
отвечает: “мать твою!” “.
“Влез рукой в шахну, знакомясь”.
“Подмахну — и в Сочи”. “Помесь
лейкоцита с антрацитом
называется Коцитом”.
Входят строем пионеры, кто — с моделью из фанеры,
кто — с написанным вручную содержательным доносом.
С того света, как химеры, палачи-пенсионеры
одобрительно кивают им, задорным и курносым,
что врубают “Русский бальный” и вбегают в избу к тяте
выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.
Что попишешь? Молодежь.
Не задушишь, не убьешь.
“Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду”.
“Я с ним рядом срать не сяду”.
“А моя, как та мадонна,
не желает без гондона”.
Входит Лебедь с Отраженьем в круглом зеркале, в котором
взвод берез идет вприсядку, первой скрипке корча рожи.
Пылкий мэтр с воображеньем, распаленным гренадером,
только робкого десятку, рвет когтями бархат ложи.
Дождь идет. Собака лает. Свесясь с печки, дрянь косая
с голым задом донимает инвалида, гвоздь кусая:
“Инвалид, а инвалид.
У меня внутри болит”.
“Ляжем в гроб, хоть час не пробил!”
“Это — сука или кобель?”
“Склока следствия с причиной
прекращается с кончиной”.
Входит Мусор с криком: “Хватит!” Прокурор скулу квадратит.
Дверь в пещеру гражданина не нуждается в “сезаме”.
То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит,
обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами.
И за смертною чертою, лунным блеском залитою,
челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.
Знать, надолго хватит жил
тех, кто головы сложил.
“Хата есть, да лень тащиться”.
“Я не блядь, а крановщица”.
“Жизнь возникла как привычка
раньше куры и яичка”.
Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!
Взвиться соколом под купол! Сократиться в аскарида!
Либо всем, включая кукол, языком взбивая пену,
хором вдруг совокупиться, чтобы вывести гибрида.
Бо, пространство экономя, как отлиться в форму массе,
кроме кладбища и кроме черной очереди к кассе?
Эх, даешь простор степной
без реакции цепной!
“Дайте срок без приговора!”
“Кто кричит: “Держите вора!”?”
“Рисовала член в тетради”.
“Отпустите, Христа ради”.
Входит Вечер в Настоящем, дом у чорта на куличках.
Скатерть спорит с занавеской в смысле внешнего убранства.
Исключив сердцебиенье — этот лепет я в кавычках —
ощущенье, будто вычтен Лобачевский из пространства.
Ропот листьев цвета денег, комариный ровный зуммер.
Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер,
кто пророс густой травой.
Впрочем, это не впервой.
“От любви бывают дети.
Ты теперь один на свете.
Помнишь песню, что, бывало,
я в потемках напевала?
Это — кошка, это — мышка.
Это — лагерь, это — вышка.
Это — время тихой сапой
убивает маму с папой”.
Источник
Михаилу Николаеву
Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!
Эта местность мне знакома, как окраина Китая!
Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.
Многоточие шинели. Вместо мозга — запятая.
Вместо горла — темный вечер. Вместо буркал — знак деленья.
Вот и вышел человечек, представитель населенья.
Вот и вышел гражданин,
достающий из штанин.
‘А почем та радиола?’
‘Кто такой Савонарола?’
‘Вероятно, сокращенье’.
‘Где сортир, прошу прощенья?’
Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах — папироса.
В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
И нарезанные косо, как полтавская, колеса
с выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
оживляют скатерть снега, полустанки и развилки
обдавая содержимым опрокинутой бутылки.
Прячась в логово свое
волки воют ‘і-мое’.
‘Жизнь — она как лотерея’.
‘Вышла замуж за еврея’.
‘Довели страну до ручки’.
‘Дай червонец до получки’.
Входит Гоголь в бескозырке, рядом с ним — меццо-сопрано.
В продуктовом — кот наплакал; бродят крысы, бакалея.
Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из барана
превращается в тирана на трибуне мавзолея.
Говорят лихие люди, что внутри, разочарован
под конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован.
Хорошо, утратив речь,
встать с винтовкой гроб стеречь.
‘Не смотри в глаза мне, дева:
все равно пойдешь налево’.
‘У попа была собака’.
‘Оба умерли от рака’.
Входит Лев Толстой в пижаме, всюду — Ясная Поляна.
(Бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.)
Он — предшественник Тарзана: самописка — как лиана,
взад-вперед летают ядра над французским частоколом.
Се — великий сын России, хоть и правящего класса!
Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо.
Чудо-юдо: нежный граф
превратился в книжный шкаф!
‘Приучил ее к минету’.
‘Что за шум, а драки нету?’
‘Крыл последними словами’.
‘Кто последний? Я за вами’.
Входит пара Александров под конвоем Николаши.
Говорят ‘Какая лажа’ или ‘Сладкое повидло’.
По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,
натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.
Размышляя о причале, по волнам плывет ‘Аврора’,
чтобы выпалить в начале непрерывного террора.
Ой ты, участь корабля:
скажешь ‘пли!’ — ответят ‘бля!’
‘Сочетался с нею браком’.
‘Все равно поставлю раком’.
‘Эх, Цусима-Хиросима!
Жить совсем невыносимо’.
Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут в рощах.
Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.
Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик.
Глянь — набрякшие, как вата из нескромныя ложбины,
размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.
Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.
Ветер свищет. Выпь кричит.
Дятел ворону стучит.
‘Говорят, открылся Пленум’.
‘Врезал ей меж глаз поленом’.
‘Над арабской мирной хатой
гордо реет жид пархатый’.
Входит Сталин с Джугашвили, между ними вышла ссора.
Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,
и дымящаяся трубка… Так, по мысли режиссера,
и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.
И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.
Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.
Друг-кунак вонзает клык
в недоеденный шашлык.
‘Ты смотрел Дерсу Узала?’
‘Я тебе не все сказала’.
‘Раз чучмек, то верит в Будду’.
‘Сукой будешь?’ ‘Сукой буду’.
Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьем
и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.
Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,
придирается к закону, кипятится из-за пошлин,
восклицая: ‘Как живете!’ И смущают глянцем плоти
Рафаэль с Буонаротти — ни черта на обороте.
Пролетарии всех стран
Маршируют в ресторан.
‘В этих шкарах ты как янки’.
‘Я сломал ее по пьянке’.
‘Был всю жизнь простым рабочим’.
‘Между прочим, все мы дрочим’.
Входят Мысли о Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.
Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.
Они пляшут и танцуют: ‘Мы вояки-забияки!
Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом’.
И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.
В Министерстве Обороны громко каркают вороны.
Входишь в спальню — вот те на:
на подушке — ордена.
‘Где яйцо, там — сковородка’.
‘Говорят, что скоро водка
снова будет по рублю’.
‘Мам, я папу не люблю’.
Входит некто православный, говорит: ‘Теперь я — главный.
У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.
Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.
Дайте мне перекреститься, а не то — в лицо ударю.
Хуже порчи и лишая — мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая саксофон — исчадье джаза’.
И лобзают образа
с плачем жертвы обреза…
‘Мне — бифштекс по-режиссерски’.
‘Бурлаки в Североморске
тянут крейсер бечевой,
исхудав от лучевой’.
Входят Мысли о Минувшем, все одеты как попало,
с предпочтеньем к чернобурым. На классической латыни
и вполголоса по-русски произносят: ‘Все пропало,
а) фокстрот под абажуром, черно-белые святыни;
б) икра, севрюга, жито; в) красавицыны бели.
Но — не хватит алфавита. И младенец в колыбели,
слыша ‘баюшки-баю’,
отвечает: ‘мать твою!’ ‘.
‘Влез рукой в шахну, знакомясь’.
‘Подмахну — и в Сочи’. ‘Помесь
лейкоцита с антрацитом
называется Коцитом’.
Входят строем пионеры, кто — с моделью из фанеры,
кто — с написанным вручную содержательным доносом.
С того света, как химеры, палачи-пенсионеры
одобрительно кивают им, задорным и курносым,
что врубают ‘Русский бальный’ и вбегают в избу к тяте
выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.
Что попишешь? Молодежь.
Не задушишь, не убьешь.
‘Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду’.
‘Я с ним рядом срать не сяду’.
‘А моя, как та мадонна,
не желает без гондона’.
Входит Лебедь с Отраженьем в круглом зеркале, в котором
взвод берез идет вприсядку, первой скрипке корча рожи.
Пылкий мэтр с воображеньем, распаленным гренадером,
только робкого десятку, рвет когтями бархат ложи.
Дождь идет. Собака лает. Свесясь с печки, дрянь косая
с голым задом донимает инвалида, гвоздь кусая:
‘Инвалид, а инвалид.
У меня внутри болит’.
‘Ляжем в гроб, хоть час не пробил!’
‘Это — сука или кобель?’
‘Склока следствия с причиной
прекращается с кончиной’.
Входит Мусор с криком: ‘Хватит!’ Прокурор скулу квадратит.
Дверь в пещеру гражданина не нуждается в ‘сезаме’.
То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит,
обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами.
И за смертною чертою, лунным блеском залитою,
челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.
Знать, надолго хватит жил
тех, кто головы сложил.
‘Хата есть, да лень тащиться’.
‘Я не блядь, а крановщица’.
‘Жизнь возникла как привычка
раньше куры и яичка’.
Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!
Взвиться соколом под купол! Сократиться в аскарида!
Либо всем, включая кукол, языком взбивая пену,
хором вдруг совокупиться, чтобы вывести гибрида.
Бо, пространство экономя, как отлиться в форму массе,
кроме кладбища и кроме черной очереди к кассе?
Эх, даешь простор степной
без реакции цепной!
‘Дайте срок без приговора!’
‘Кто кричит: ‘Держите вора!’?’
‘Рисовала член в тетради’.
‘Отпустите, Христа ради’.
Входит Вечер в Настоящем, дом у чорта на куличках.
Скатерть спорит с занавеской в смысле внешнего убранства.
Исключив сердцебиенье — этот лепет я в кавычках —
ощущенье, будто вычтен Лобачевский из пространства.
Ропот листьев цвета денег, комариный ровный зуммер.
Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер,
кто пророс густой травой.
Впрочем, это не впервой.
‘От любви бывают дети.
Ты теперь один на свете.
Помнишь песню, что, бывало,
я в потемках напевала?
Это — кошка, это — мышка.
Это — лагерь, это — вышка.
Это — время тихой сапой
убивает маму с папой’.
Источник
éÏÓÉÆ âÒÏÄÓËÉÊ. ðÒÅÄÓÔÁ×ÌÅÎÉÅ
íÉÈÁÉÌÕ îÉËÏÌÁÅ×Õ
ðÒÅÄÓÅÄÁÔÅÌØ óÏ×ÎÁÒËÏÍÁ, îÁÒËÏÍÐÒÏÓÁ, íÉÎÉÎÄÅÌÁ!
üÔÁ ÍÅÓÔÎÏÓÔØ ÍÎÅ ÚÎÁËÏÍÁ, ËÁË ÏËÒÁÉÎÁ ëÉÔÁÑ!
üÔÁ ÌÉÞÎÏÓÔØ ÍÎÅ ÚÎÁËÏÍÁ! úÎÁË ÄÏÐÒÏÓÁ ×ÍÅÓÔÏ
ÔÅÌÁ.
íÎÏÇÏÔÏÞÉÅ ÛÉÎÅÌÉ. ÷ÍÅÓÔÏ ÍÏÚÇÁ – ÚÁÐÑÔÁÑ.
÷ÍÅÓÔÏ ÇÏÒÌÁ – ÔÅÍÎÙÊ ×ÅÞÅÒ. ÷ÍÅÓÔÏ ÂÕÒËÁÌ – ÚÎÁË
ÄÅÌÅÎØÑ.
÷ÏÔ É ×ÙÛÅÌ ÞÅÌÏ×ÅÞÅË, ÐÒÅÄÓÔÁ×ÉÔÅÌØ ÎÁÓÅÌÅÎØÑ.
÷ÏÔ É ×ÙÛÅÌ ÇÒÁÖÄÁÎÉÎ,
ÄÏÓÔÁÀÝÉÊ ÉÚ ÛÔÁÎÉÎ.
“á ÐÏÞÅÍ ÔÁ ÒÁÄÉÏÌÁ?”
“ëÔÏ ÔÁËÏÊ óÁ×ÏÎÁÒÏÌÁ?”
“÷ÅÒÏÑÔÎÏ, ÓÏËÒÁÝÅÎØÅ”.
“çÄÅ ÓÏÒÔÉÒ, ÐÒÏÛÕ ÐÒÏÝÅÎØÑ?”
÷ÈÏÄÉÔ ðÕÛËÉÎ × ÌÅÔÎÏÍ ÛÌÅÍÅ, × ÔÏÎËÉÈ ÐÁÌØÃÁÈ –
ÐÁÐÉÒÏÓÁ.
÷ ÞÉÓÔÏÍ ÐÏÌÅ ÍÞÉÔÓÑ ÓËÏÒÙÊ Ó ÏÄÉÎÏËÉÍ ÐÁÓÓÁÖÉÒÏÍ.
é ÎÁÒÅÚÁÎÎÙÅ ËÏÓÏ, ËÁË ÐÏÌÔÁ×ÓËÁÑ, ËÏÌÅÓÁ
Ó ×ÙËÏ×ÙÒÅÎÎÙÍ ÐÏÄ çÄÏ×ÏÍ ÐÁÌØÃÅÍ ÓÔÒÅÌÏÞÎÉËÁ
ÖÉÒÏÍ
ÏÖÉ×ÌÑÀÔ ÓËÁÔÅÒÔØ ÓÎÅÇÁ, ÐÏÌÕÓÔÁÎËÉ É ÒÁÚ×ÉÌËÉ
ÏÂÄÁ×ÁÑ ÓÏÄÅÒÖÉÍÙÍ ÏÐÒÏËÉÎÕÔÏÊ ÂÕÔÙÌËÉ.
ðÒÑÞÁÓØ × ÌÏÇÏ×Ï Ó×ÏÅ
×ÏÌËÉ ×ÏÀÔ “E-ÍÏÅ”.
“öÉÚÎØ – ÏÎÁ ËÁË ÌÏÔÅÒÅÑ”.
“÷ÙÛÌÁ ÚÁÍÕÖ ÚÁ Å×ÒÅÑ”.
“äÏ×ÅÌÉ ÓÔÒÁÎÕ ÄÏ ÒÕÞËÉ”.
“äÁÊ ÞÅÒ×ÏÎÅà ÄÏ ÐÏÌÕÞËÉ”.
÷ÈÏÄÉÔ çÏÇÏÌØ × ÂÅÓËÏÚÙÒËÅ, ÒÑÄÏÍ Ó ÎÉÍ –
ÍÅÃÃÏ-ÓÏÐÒÁÎÏ.
÷ ÐÒÏÄÕËÔÏ×ÏÍ – ËÏÔ ÎÁÐÌÁËÁÌ; ÂÒÏÄÑÔ ËÒÙÓÙ,
ÂÁËÁÌÅÑ.
ðÒÑÞÁ Ô×ÅÒÄÙÊ ÒÏÇ × ËÁÒÁËÕÌØ, ÎÅËÔÏ × ÂÒÀËÁÈ
ÉÚ ÂÁÒÁÎÁ
ÐÒÅ×ÒÁÝÁÅÔÓÑ × ÔÉÒÁÎÁ ÎÁ ÔÒÉÂÕÎÅ ÍÁ×ÚÏÌÅÑ.
çÏ×ÏÒÑÔ ÌÉÈÉÅ ÌÀÄÉ, ÞÔÏ ×ÎÕÔÒÉ, ÒÁÚÏÞÁÒÏ×ÁÎ
ÐÏÄ ËÏÎÅÃ, ËÁË ÆÉÛ ÎÁ ÂÌÀÄÅ, ÔÒÕÐ ÌÅÖÉÔ
ÎÁÆÁÒÛÉÒÏ×ÁÎ.
èÏÒÏÛÏ, ÕÔÒÁÔÉ× ÒÅÞØ,
÷ÓÔÁÔØ Ó ×ÉÎÔÏ×ËÏÊ ÇÒÏ ÓÔÅÒÅÞØ.
“îÅ ÓÍÏÔÒÉ × ÇÌÁÚÁ ÍÎÅ, ÄÅ×Á:
×ÓÅ ÒÁ×ÎÏ ÐÏÊÄÅÛØ ÎÁÌÅ×Ï”.
“õ ÐÏÐÁ ÂÙÌÁ ÓÏÂÁËÁ”.
“ïÂÁ ÕÍÅÒÌÉ ÏÔ ÒÁËÁ”.
÷ÈÏÄÉÔ ìÅ× ôÏÌÓÔÏÊ × ÐÉÖÁÍÅ, ×ÓÀÄÕ – ñÓÎÁÑ
ðÏÌÑÎÁ.
(âÒÏÄÑÔ ÐÁÒÕÂËÉ Ó ÎÏÖÁÍÉ, ÐÁÈÎÅÔ ÛÉÐÒÏÍ
Ó ËÏÍÓÏÍÏÌÏÍ.)
ïÎ – ÐÒÅÄÛÅÓÔ×ÅÎÎÉË ôÁÒÚÁÎÁ: ÓÁÍÏÐÉÓËÁ –
ËÁË ÌÉÁÎÁ,
×ÚÁÄ-×ÐÅÒÅÄ ÌÅÔÁÀÔ ÑÄÒÁ ÎÁÄ ÆÒÁÎÃÕÚÓËÉÍ
ÞÁÓÔÏËÏÌÏÍ.
óÅ – ×ÅÌÉËÉÊ ÓÙÎ òÏÓÓÉÉ, ÈÏÔØ É ÐÒÁ×ÑÝÅÇÏ ËÌÁÓÓÁ!
íÕÖ, ÞØÉ ÐÒÁ×ÎÕËÉ ÂÏÓÙÅ ÔÏÖÅ ÒÅÄËÏ ×ÉÄÑÔ ÍÑÓÏ.
þÕÄÏ-ÀÄÏ: ÎÅÖÎÙÊ ÇÒÁÆ
ðÒÅ×ÒÁÔÉÌÓÑ × ËÎÉÖÎÙÊ ÛËÁÆ!
“ðÒÉÕÞÉÌ ÅÅ Ë ÍÉÎÅÔÕ”.
“þÔÏ ÚÁ ÛÕÍ, Á ÄÒÁËÉ ÎÅÔÕ?”
“ëÒÙÌ ÐÏÓÌÅÄÎÉÍÉ ÓÌÏ×ÁÍÉ”.
“ëÔÏ ÐÏÓÌÅÄÎÉÊ? ñ ÚÁ ×ÁÍÉ”.
÷ÈÏÄÉÔ ÐÁÒÁ áÌÅËÓÁÎÄÒÏ× ÐÏÄ ËÏÎ×ÏÅÍ îÉËÏÌÁÛÉ.
çÏ×ÏÒÑÔ “ëÁËÁÑ ÌÁÖÁ” ÉÌÉ “óÌÁÄËÏÅ ÐÏ×ÉÄÌÏ”.
ðÏ å×ÒÏÐÅ ÂÒÏÄÑÔ ÎÁÒÙ × ÔÝÅÔÎÙÈ ÐÏÉÓËÁÈ ÐÁÒÁÛÉ,
ÎÁÔÙËÁÑÓØ ÐÏ×ÓÅÍÅÓÔÎÏ ÎÁ ÚÁÓÔÅÎÞÉ×ÏÅ ÂÙÄÌÏ.
òÁÚÍÙÛÌÑÑ Ï ÐÒÉÞÁÌÅ, ÐÏ ×ÏÌÎÁÍ ÐÌÙ×ÅÔ “á×ÒÏÒÁ”,
ÞÔÏÂÙ ×ÙÐÁÌÉÔØ × ÎÁÞÁÌÅ ÎÅÐÒÅÒÙ×ÎÏÇÏ ÔÅÒÒÏÒÁ.
ïÊ ÔÙ, ÕÞÁÓÔØ ËÏÒÁÂÌÑ:
ÓËÁÖÅÛØ “ÐÌÉ!” – ÏÔ×ÅÔÑÔ “ÂÌÑ!”
“óÏÞÅÔÁÌÓÑ Ó ÎÅÀ ÂÒÁËÏÍ”.
“÷ÓÅ ÒÁ×ÎÏ ÐÏÓÔÁ×ÌÀ ÒÁËÏÍ”.
“üÈ, ãÕÓÉÍÁ-èÉÒÏÓÉÍÁ!
öÉÔØ ÓÏ×ÓÅÍ ÎÅ×ÙÎÏÓÉÍÏ”.
÷ÈÏÄÑÔ çÅÒÃÅÎ Ó ïÇÁÒÅ×ÙÍ, ×ÏÒÏÂØÉ ÝÅÂÅÞÕÔ
× ÒÏÝÁÈ.
þÔÏ Ú×ÕÞÉÔ × ÍÏÍÅÎÔ ÏÂÈ×ÁÔÁ ËÁË ÎÁÒÅÞÉÅ ÞÕÖÂÉÎÙ.
ìÕÞÛÉÊ ×ÉÄ ÎÁ ÜÔÏÔ ÇÏÒÏÄ – ÅÓÌÉ ÓÅÓÔØ
× ÂÏÍÂÁÒÄÉÒÏ×ÝÉË.
çÌÑÎØ – ÎÁÂÒÑËÛÉÅ, ËÁË ×ÁÔÁ ÉÚ ÎÅÓËÒÏÍÎÙÑ
ÌÏÖÂÉÎÙ,
ÒÁÚÍÎÏÖÁÑÓØ ÂÅÚ ÒÅÚÏÎÁ, ÔÕÞÉ ÌØÎÕÔ Ë ÁÒÈÉÔÅËÔÕÒÅ.
ëÒÅÍÌØ ÍÁÑÞÉÔ, ÔÏÞÎÏ ÚÏÎÁ; ÇÏ×ÏÒÑÔ, × ÍÉÎÉÁÔÀÒÅ.
÷ÅÔÅÒ Ó×ÉÝÅÔ. ÷ÙÐØ ËÒÉÞÉÔ.
äÑÔÅÌ ×ÏÒÏÎÕ ÓÔÕÞÉÔ.
“çÏ×ÏÒÑÔ, ÏÔËÒÙÌÓÑ ðÌÅÎÕÍ”.
“÷ÒÅÚÁÌ ÅÊ ÍÅÖ ÇÌÁÚ ÐÏÌÅÎÏÍ”.
“îÁÄ ÁÒÁÂÓËÏÊ ÍÉÒÎÏÊ ÈÁÔÏÊ
ÇÏÒÄÏ ÒÅÅÔ ÖÉÄ ÐÁÒÈÁÔÙÊ”.
÷ÈÏÄÉÔ óÔÁÌÉÎ Ó äÖÕÇÁÛ×ÉÌÉ, ÍÅÖÄÕ ÎÉÍÉ ×ÙÛÌÁ
ÓÓÏÒÁ.
âÙÓÔÒÏ ÃÅÌÑÔÓÑ ÄÒÕÇ × ÄÒÕÇÁ, ÎÁÖÉÍÁÀÔ ÎÁ ÓÏÂÁÞËÕ,
É ÄÙÍÑÝÁÑÓÑ ÔÒÕÂËÁ… ôÁË, ÐÏ ÍÙÓÌÉ ÒÅÖÉÓÓÅÒÁ,
É ÐÏÇÉ ïÔÅà îÁÒÏÄÏ×, × ÄÅÎØ ×ÙËÕÒÉ×Á×ÛÉÊ ÐÁÞËÕ.
é ÓÔÏÑÔ ÈÒÅÂÔÙ ëÁ×ËÁÚÁ ËÁË × ÐÏÞÅÔÎÏÍ ËÁÒÁÕÌÅ.
éÚ ËÏÒÉÞÎÅ×ÏÇÏ ÇÌÁÚÁ ÂØÅÔ ËÌÀÞÏÍ îÁÐÁÒÅÕÌÉ.
äÒÕÇ-ËÕÎÁË ×ÏÎÚÁÅÔ ËÌÙË
× ÎÅÄÏÅÄÅÎÎÙÊ ÛÁÛÌÙË.
“ôÙ ÓÍÏÔÒÅÌ äÅÒÓÕ õÚÁÌÁ?”
“ñ ÔÅÂÅ ÎÅ ×ÓÅ ÓËÁÚÁÌÁ”.
“òÁÚ ÞÕÞÍÅË, ÔÏ ×ÅÒÉÔ × âÕÄÄÕ”.
“óÕËÏÊ ÂÕÄÅÛØ?” “óÕËÏÊ ÂÕÄÕ”.
÷ÈÏÄÉÔ Ó ËÒÉËÏÍ úÁÇÒÁÎÉÃÁ, Ó ÚÁÐÒÅÝÅÎÎÙÍ
ÐÏÌÕÛÁÒØÅÍ
É Ó ÔÏÒÞÁÝÉÍ ÉÚ ËÁÒÍÁÎÁ ÇÏÒÉÚÏÎÔÏÍ, ÞÔÏ ÏÐÏÛÌÅÎ.
ïÂÚÙ×ÁÅÔ åÒÍÏÌÁÑ æÒÅÄÅÒÉËÏÍ ÉÌÉ ûÁÒÌÅÍ,
ðÒÉÄÉÒÁÅÔÓÑ Ë ÚÁËÏÎÕ, ËÉÐÑÔÉÔÓÑ ÉÚ-ÚÁ ÐÏÛÌÉÎ,
×ÏÓËÌÉÃÁÑ: “ëÁË ÖÉ×ÅÔÅ!” é ÓÍÕÝÁÀÔ ÇÌÑÎÃÅÍ ÐÌÏÔÉ
òÁÆÁÜÌØ Ó âÕÁÎÁÒÏÔÔÉ – ÎÉ ÞÅÒÔÁ ÎÁ ÏÂÏÒÏÔÅ.
ðÒÏÌÅÔÁÒÉÉ ×ÓÅÈ ÓÔÒÁÎ
íÁÒÛÉÒÕÀÔ × ÒÅÓÔÏÒÁÎ.
“÷ ÜÔÉÈ ÛËÁÒÁÈ ÔÙ ËÁË ÑÎËÉ”.
“ñ ÓÌÏÍÁÌ ÅÅ ÐÏ ÐØÑÎËÅ”.
“âÙÌ ×ÓÀ ÖÉÚÎØ ÐÒÏÓÔÙÍ ÒÁÂÏÞÉÍ”.
“íÅÖÄÕ ÐÒÏÞÉÍ, ×ÓÅ ÍÙ ÄÒÏÞÉÍ”.
÷ÈÏÄÑÔ íÙÓÌÉ ï çÒÑÄÕÝÅÍ, × ÇÉÍÎÁÓÔÅÒËÁÈ
Ã×ÅÔÁ ÈÁËÉ.
÷ÎÏÓÑÔ ÁÔÏÍÎÕÀ ÂÏÍÂÕ Ó ÂÁÌÌÉÓÔÉÞÅÓËÉÍ ÓÎÁÒÑÄÏÍ.
ïÎÉ ÐÌÑÛÕÔ É ÔÁÎÃÕÀÔ: “íÙ ×ÏÑËÉ-ÚÁÂÉÑËÉ!
òÕÓÓËÉÊ Ó ÎÅÍÃÅÍ ÌÑÇÕÔ ÒÑÄÏÍ; ÎÁÐÒÉÍÅÒ,
ÐÏÄ óÔÁÌÉÎÇÒÁÄÏÍ”.
é, ËÁË ×ÄÏ×ÙÅ íÁÔÒÅÎÙ, ÇÌÕÈÏ ×ÏÀÔ ÃÉËÌÏÔÒÏÎÙ.
÷ íÉÎÉÓÔÅÒÓÔ×Å ïÂÏÒÏÎÙ ÇÒÏÍËÏ ËÁÒËÁÀÔ ×ÏÒÏÎÙ.
÷ÈÏÄÉÛØ × ÓÐÁÌØÎÀ – ×ÏÔ ÔÅ ÎÁ:
ÎÁ ÐÏÄÕÛËÅ – ÏÒÄÅÎÁ.
“çÄÅ ÑÊÃÏ, ÔÁÍ – ÓËÏ×ÏÒÏÄËÁ”.
“çÏ×ÏÒÑÔ, ÞÔÏ ÓËÏÒÏ ×ÏÄËÁ
ÓÎÏ×Á ÂÕÄÅÔ ÐÏ ÒÕÂÌÀ”.
“íÁÍ, Ñ ÐÁÐÕ ÎÅ ÌÀÂÌÀ”.
÷ÈÏÄÉÔ ÎÅËÔÏ ÐÒÁ×ÏÓÌÁ×ÎÙÊ, ÇÏ×ÏÒÉÔ: “ôÅÐÅÒØ Ñ –
ÇÌÁ×ÎÙÊ.
õ ÍÅÎÑ × ÄÕÛÅ öÁÒ-ÐÔÉÃÁ É ÔÏÓËÁ ÐÏ ÇÏÓÕÄÁÒÀ.
óËÏÒÏ éÇÏÒØ ×ÏÒÏÔÉÔÓÑ ÎÁÓÌÁÄÉÔØÓÑ ñÒÏÓÌÁ×ÎÏÊ.
äÁÊÔÅ ÍÎÅ ÐÅÒÅËÒÅÓÔÉÔØÓÑ, Á ÎÅ ÔÏ – × ÌÉÃÏ ÕÄÁÒÀ.
èÕÖÅ ÐÏÒÞÉ É ÌÉÛÁÑ – ÍÙÓÌÅÊ ÚÁÐÁÄÎÙÈ ÚÁÒÁÚÁ.
ðÏÊ, ÇÁÒÍÏÛËÁ, ÚÁÇÌÕÛÁÑ ÓÁËÓÏÆÏÎ – ÉÓÞÁÄØÅ
ÄÖÁÚÁ”.
é ÌÏÂÚÁÀÔ ÏÂÒÁÚÁ
Ó ÐÌÁÞÅÍ ÖÅÒÔ×Ù ÏÂÒÅÚÁ…
“íÎÅ – ÂÉÆÛÔÅËÓ ÐÏ-ÒÅÖÉÓÓÅÒÓËÉ”.
“âÕÒÌÁËÉ × óÅ×ÅÒÏÍÏÒÓËÅ
ÔÑÎÕÔ ËÒÅÊÓÅÒ ÂÅÞÅ×ÏÊ,
ÉÓÈÕÄÁ× ÏÔ ÌÕÞÅ×ÏÊ”.
÷ÈÏÄÑÔ íÙÓÌÉ ï íÉÎÕ×ÛÅÍ, ×ÓÅ ÏÄÅÔÙ ËÁË ÐÏÐÁÌÏ,
Ó ÐÒÅÄÐÏÞÔÅÎØÅÍ Ë ÞÅÒÎÏÂÕÒÙÍ. îÁ ËÌÁÓÓÉÞÅÓËÏÊ
ÌÁÔÙÎÉ
É ×ÐÏÌÇÏÌÏÓÁ ÐÏ-ÒÕÓÓËÉ ÐÒÏÉÚÎÏÓÑÔ: “÷ÓÅ ÐÒÏÐÁÌÏ,
Á) ÆÏËÓÔÒÏÔ ÐÏÄ ÁÂÁÖÕÒÏÍ, ÞÅÒÎÏ-ÂÅÌÙÅ Ó×ÑÔÙÎÉ;
Â) ÉËÒÁ, ÓÅ×ÒÀÇÁ, ÖÉÔÏ; ×) ËÒÁÓÁ×ÉÃÙÎÙ ÂÅÌÉ.
îÏ – ÎÅ È×ÁÔÉÔ ÁÌÆÁ×ÉÔÁ. é ÍÌÁÄÅÎÅÃ × ËÏÌÙÂÅÌÉ,
ÓÌÙÛÁ “ÂÁÀÛËÉ-ÂÁÀ”,
ÏÔ×ÅÞÁÅÔ: “ÍÁÔØ Ô×ÏÀ!””.
“÷ÌÅÚ ÒÕËÏÊ × ÛÁÈÎÕ, ÚÎÁËÏÍÑÓØ”.
“ðÏÄÍÁÈÎÕ – É × óÏÞÉ”. “ðÏÍÅÓØ
ÌÅÊËÏÃÉÔÁ Ó ÁÎÔÒÁÃÉÔÏÍ
ÎÁÚÙ×ÁÅÔÓÑ ëÏÃÉÔÏÍ”.
÷ÈÏÄÑÔ ÓÔÒÏÅÍ ÐÉÏÎÅÒÙ, ËÔÏ – Ó ÍÏÄÅÌØÀ ÉÚ ÆÁÎÅÒÙ,
ËÔÏ – Ó ÎÁÐÉÓÁÎÎÙÍ ×ÒÕÞÎÕÀ ÓÏÄÅÒÖÁÔÅÌØÎÙÍ
ÄÏÎÏÓÏÍ.
ó ÔÏÇÏ Ó×ÅÔÁ, ËÁË ÈÉÍÅÒÙ, ÐÁÌÁÞÉ-ÐÅÎÓÉÏÎÅÒÙ
ÏÄÏÂÒÉÔÅÌØÎÏ ËÉ×ÁÀÔ ÉÍ, ÚÁÄÏÒÎÙÍ É ËÕÒÎÏÓÙÍ,
ÞÔÏ ×ÒÕÂÁÀÔ “òÕÓÓËÉÊ ÂÁÌØÎÙÊ” É ×ÂÅÇÁÀÔ × ÉÚÂÕ
Ë ÔÑÔÅ
×ÙÇÎÁÔØ ÔÑÔÀ ÉÚ Ä×ÕÓÐÁÌØÎÏÊ, ÇÄÅ ÉÈ ÓÄÅÌÁÌÉ,
ËÒÏ×ÁÔÉ.
þÔÏ ÐÏÐÉÛÅÛØ? íÏÌÏÄÅÖØ.
îÅ ÚÁÄÕÛÉÛØ, ÎÅ ÕÂØÅÛØ.
“èÁÒËÎÕÌ × ÓÕÐ, ÞÔÏ ÓËÒÙÔØ ÄÏÓÁÄÕ”.
“ñ Ó ÎÉÍ ÒÑÄÏÍ ÓÒÁÔØ ÎÅ ÓÑÄÕ”.
“á ÍÏÑ, ËÁË ÔÁ ÍÁÄÏÎÎÁ,
ÎÅ ÖÅÌÁÅÔ ÂÅÚ ÇÏÎÄÏÎÁ”.
÷ÈÏÄÉÔ ìÅÂÅÄØ Ó ïÔÒÁÖÅÎØÅÍ × ËÒÕÇÌÏÍ ÚÅÒËÁÌÅ,
× ËÏÔÏÒÏÍ
×Ú×ÏÄ ÂÅÒÅÚ ÉÄÅÔ ×ÐÒÉÓÑÄËÕ, ÐÅÒ×ÏÊ ÓËÒÉÐËÅ ËÏÒÞÁ
ÒÏÖÉ.
ðÙÌËÉÊ ÍÜÔÒ Ó ×ÏÏÂÒÁÖÅÎØÅÍ, ÒÁÓÐÁÌÅÎÎÙÍ
ÇÒÅÎÁÄÅÒÏÍ,
ÔÏÌØËÏ ÒÏÂËÏÇÏ ÄÅÓÑÔËÕ, Ò×ÅÔ ËÏÇÔÑÍÉ ÂÁÒÈÁÔ ÌÏÖÉ.
äÏÖÄØ ÉÄÅÔ. óÏÂÁËÁ ÌÁÅÔ. ó×ÅÓÑÓØ Ó ÐÅÞËÉ, ÄÒÑÎØ ËÏÓÁÑ
Ó ÇÏÌÙÍ ÚÁÄÏÍ ÄÏÎÉÍÁÅÔ ÉÎ×ÁÌÉÄÁ, Ç×ÏÚÄØ ËÕÓÁÑ:
“éÎ×ÁÌÉÄ, Á ÉÎ×ÁÌÉÄ.
õ ÍÅÎÑ ×ÎÕÔÒÉ ÂÏÌÉÔ”.
“ìÑÖÅÍ × ÇÒÏÂ, ÈÏÔØ ÞÁÓ ÎÅ ÐÒÏÂÉÌ!”
“üÔÏ – ÓÕËÁ ÉÌÉ ËÏÂÅÌØ?”
“óËÌÏËÁ ÓÌÅÄÓÔ×ÉÑ Ó ÐÒÉÞÉÎÏÊ
ÐÒÅËÒÁÝÁÅÔÓÑ Ó ËÏÎÞÉÎÏÊ”.
÷ÈÏÄÉÔ íÕÓÏÒ Ó ËÒÉËÏÍ: “è×ÁÔÉÔ!” ðÒÏËÕÒÏÒ ÓËÕÌÕ
Ë×ÁÄÒÁÔÉÔ.
ä×ÅÒØ × ÐÅÝÅÒÕ ÇÒÁÖÄÁÎÉÎÁ ÎÅ ÎÕÖÄÁÅÔÓÑ × “ÓÅÚÁÍÅ”.
ôÏ ÌÉ ÐÒÁ×ÎÕË, ÔÏ ÌÉ ÐÒÁÄÅÄ × ÒÕÄÎÙÈ ÎÅÄÒÁÈ ÔÁÞËÕ
ËÁÔÉÔ,
ÏÂÌÉ×ÁÑÓØ ÝÅÄÒÙÍ ÎÅÄÒÁÍ × ÍÁÓÔØ ËÒÉÓÔÁÌØÎÙÍÉ
ÓÌÅÚÁÍÉ.
é ÚÁ ÓÍÅÒÔÎÏÀ ÞÅÒÔÏÀ, ÌÕÎÎÙÍ ÂÌÅÓËÏÍ ÚÁÌÉÔÏÀ,
ÞÅÌÀÓÔØ Ó ÆÉËÓÏÊ ÚÏÌÏÔÏÀ ÂÌÅÝÅÔ ×ÅÞÎÏÊ ÍÅÒÚÌÏÔÏÀ.
úÎÁÔØ, ÎÁÄÏÌÇÏ È×ÁÔÉÔ ÖÉÌ
ÔÅÈ, ËÔÏ ÇÏÌÏ×Ù ÓÌÏÖÉÌ.
“èÁÔÁ ÅÓÔØ, ÄÁ ÌÅÎØ ÔÁÝÉÔØÓÑ”.
“ñ ÎÅ ÂÌÑÄØ, Á ËÒÁÎÏ×ÝÉÃÁ”.
“öÉÚÎØ ×ÏÚÎÉËÌÁ ËÁË ÐÒÉ×ÙÞËÁ
ÒÁÎØÛÅ ËÕÒÙ É ÑÉÞËÁ”.
íÙ ÚÁÐÏÌÎÉÌÉ ×ÓÀ ÓÃÅÎÕ! ïÓÔÁÅÔÓÑ ×ÌÅÚÔØ ÎÁ ÓÔÅÎÕ!
÷Ú×ÉÔØÓÑ ÓÏËÏÌÏÍ ÐÏÄ ËÕÐÏÌ! óÏËÒÁÔÉÔØÓÑ
× ÁÓËÁÒÉÄÁ!
ìÉÂÏ ×ÓÅÍ, ×ËÌÀÞÁÑ ËÕËÏÌ, ÑÚÙËÏÍ ×ÚÂÉ×ÁÑ ÐÅÎÕ,
ÈÏÒÏÍ ×ÄÒÕÇ ÓÏ×ÏËÕÐÉÔØÓÑ, ÞÔÏÂÙ ×Ù×ÅÓÔÉ ÇÉÂÒÉÄÁ.
âÏ, ÐÒÏÓÔÒÁÎÓÔ×Ï ÜËÏÎÏÍÑ, ËÁË ÏÔÌÉÔØÓÑ × ÆÏÒÍÕ
ÍÁÓÓÅ,
ËÒÏÍÅ ËÌÁÄÂÉÝÁ É ËÒÏÍÅ ÞÅÒÎÏÊ ÏÞÅÒÅÄÉ Ë ËÁÓÓÅ?
üÈ, ÄÁÅÛØ ÐÒÏÓÔÏÒ ÓÔÅÐÎÏÊ
ÂÅÚ ÒÅÁËÃÉÉ ÃÅÐÎÏÊ!
“äÁÊÔÅ ÓÒÏË ÂÅÚ ÐÒÉÇÏ×ÏÒÁ!”
“ëÔÏ ËÒÉÞÉÔ: “äÅÒÖÉÔÅ ×ÏÒÁ!”? ”
“òÉÓÏ×ÁÌÁ ÞÌÅÎ × ÔÅÔÒÁÄÉ”.
“ïÔÐÕÓÔÉÔÅ, èÒÉÓÔÁ ÒÁÄÉ”.
÷ÈÏÄÉÔ ÷ÅÞÅÒ × îÁÓÔÏÑÝÅÍ, ÄÏÍ Õ ÞÏÒÔÁ ÎÁ ËÕÌÉÞËÁÈ.
óËÁÔÅÒÔØ ÓÐÏÒÉÔ Ó ÚÁÎÁ×ÅÓËÏÊ × ÓÍÙÓÌÅ ×ÎÅÛÎÅÇÏ
ÕÂÒÁÎÓÔ×Á.
éÓËÌÀÞÉ× ÓÅÒÄÃÅÂÉÅÎØÅ – ÜÔÏÔ ÌÅÐÅÔ Ñ × ËÁ×ÙÞËÁÈ –
ÏÝÕÝÅÎØÅ, ÂÕÄÔÏ ×ÙÞÔÅÎ ìÏÂÁÞÅ×ÓËÉÊ
ÉÚ ÐÒÏÓÔÒÁÎÓÔ×Á.
òÏÐÏÔ ÌÉÓÔØÅ× Ã×ÅÔÁ ÄÅÎÅÇ, ËÏÍÁÒÉÎÙÊ ÒÏ×ÎÙÊ ÚÕÍÍÅÒ.
çÌÁÚ ÎÅ × ÓÉÌÁÈ Õ×ÅÌÉÞÉÔØ ÛÅÓÔØ-ÎÁ-ÄÅ×ÑÔØ ÔÅÈ,
ËÔÏ ÕÍÅÒ,
ËÔÏ ÐÒÏÒÏÓ ÇÕÓÔÏÊ ÔÒÁ×ÏÊ.
÷ÐÒÏÞÅÍ, ÜÔÏ ÎÅ ×ÐÅÒ×ÏÊ.
“ïÔ ÌÀÂ×É ÂÙ×ÁÀÔ ÄÅÔÉ.
ôÙ ÔÅÐÅÒØ ÏÄÉÎ ÎÁ Ó×ÅÔÅ.
ðÏÍÎÉÛØ ÐÅÓÎÀ, ÞÔÏ, ÂÙ×ÁÌÏ,
Ñ × ÐÏÔÅÍËÁÈ ÎÁÐÅ×ÁÌÁ?
üÔÏ – ËÏÛËÁ, ÜÔÏ – ÍÙÛËÁ.
üÔÏ – ÌÁÇÅÒØ, ÜÔÏ – ×ÙÛËÁ.
üÔÏ – ×ÒÅÍÑ ÔÉÈÏÊ ÓÁÐÏÊ
ÕÂÉ×ÁÅÔ ÍÁÍÕ Ó ÐÁÐÏÊ”.
ðÏÐÕÌÑÒÎÏÓÔØ: 213, Last-modified: Tue, 04 Feb 1997 21:50:34 GMT
Источник