Что значит лишать чести

Запреты и условности, мнение света и правила, – у женщин-дворянок поводов опростоволоситься было намного больше, чем у купчих, мещанок или крестьянок. Какие ошибки совершали представительницы привилегированного сословия и чем за это расплачивались?

Жизнь девушек и женщин высших сословий всегда была уединенной и замкнутой, а кротость и скромность – являлись ценнейшими добродетелями. По наблюдениям австрийского барона Мейерберга, досуг московских княжон был «жалким». В своих заметках он писал: «заключенные во дворце, терпят постоянную муку в девственности своей плоти и ведут жизнь, лишающую их отрады в самых милых между людьми именах и в самых нежных чувствах». Домашний уклад, напоминающий монастырский, предполагал тщательный присмотр мамок и нянек. Но пылкое сердце 16-летней барышни требовало чего-то, о чем и подумать-то было грешно. Посему нередки были случаи, когда девушки вели тайную переписку со своими воздыхателями или, того хуже, встречались с ними под покровом ночи.

В «Повести о российском дворянине Фроле Скобееве» конца XVII века ярко описана история дочери царского стольника Аннушки и охотника за приданным, бедного новгородского дворянина Фрола. До денег он не добрался, зато до девичьей чести – без труда. Тем более что глупая Аннушка «возымела любление» такое, что во время разбирательства скрыла местонахождение любовника. Что ожидало тех, кто не в силах был унять «безумную дрожь»?

Если удавалось скрыть факт любовных похождений, то кроме усиления надзора – ничего. Если же перед замужеством выяснялось, что девушка обесчещена, то о достойной партии можно было забыть – либо в девках век вековать, либо выходить за первого посватавшегося.

В вопросах выбора жениха мнением девушки интересовались в последнюю очередь. Большинство смирялось с участью и делало то, что велит долг: шли под венец с «достойным мужчиной» или отказывались от приглянувшегося кандидата. Если же у девушки имелся «друг сердешный» на примете, то она могла решиться на предосудительный поступок – сбежать из дома и тайно обвенчаться.

Благополучно закончилась история в семье Державиных, когда младшая сестра жены поэта сбежала «тайком через окно», тайно обвенчалась «с забракованным» женихом, а затем, как ни в чем не бывало, вернулась домой «прямо из церкви» и «стала жить по-прежнему». В дальнейшем семейного скандала избежать не удалось, но супружеская жизнь женщины сложилась с тем самым избранником.

А вот в мемуарах XIX века находим отчаянный поступок дворянки Яньковой, которую некий молодой офицер уговорил на свадьбу и побег. Он оказался женатым, а после рождения ребенка девушку бросил. О ее дальнейшей судьбе ничего не известно, но последующие поколения не раз упоминали о «великом позоре» – мать (бабка, прабабка) «не вышла замуж, а бежала».

Данное слово по неписаному дворянскому кодексу чести было нерушимо. И неважно, принадлежали слова мужчине или женщине. Не жаловали и лжецов, которые мололи языками: кто для своей выгоды, кто для красного словца. При этом лживые обвинения могли в прямом смысле стоить дорого. Если в суде оклеветанному удавалось доказать безосновательность наветов, он мог рассчитывать на возмещение морального вреда. В одной из грамот конца XVII века указана астрономическая сумма компенсации за бесчестные слова одной дворянки – «сто рублев».

Если на брак с дворянином, пусть и против родительской воли, общество могло закрыть глаза, то за свадьбу с простолюдином (да не да бог еще и неграмотным) – ни при каких условиях. До екатерининской эпохи знатная женщина, выбравшая в мужья человека низкого сословия, полностью лишалась статуса и привилегий. В дальнейшем вышедшая за неровню дворянка сохраняла аристократическое происхождение, но не могла передать его своим детям. Одна из родственниц первой жены Петра неоднократно слезно умоляла царя благословить ее на брак со слугой и получила одобрение только после того, как прожила с лакеем три года и родила ему второго ребенка. В обмен – женщину «попросили на выход» из дворца, и о ее судьбе ни в одном из источников упоминаний нет.

В свете существовал и «образовательный ценз», по которому браки дворянок с неграмотными (и даже недостаточно образованными) считались mauvais ton (дурным тоном). Предполагалось, что безграмотный не сможет достигнуть успеха в жизни, не займет хорошее положение в обществе, не создаст для семьи благоприятные условия – выходить за такого всё равно, что смертный приговор себе подписывать. Более того, с начала XVIII века каждая невеста должна была знать «церковный минимум», а тех, кто не мог написать своего имени, специальным петровским указом было велено «замуж не допускать».

Случаи, когда дворянки имели двух мужей, скорее, исключение, чем правило. Если факт двоемужства вскрывался, то второй брак признавали недействительным, жену «возвращали» первому мужу, реже – ссылали в монастырь. При этом священников, которые допустили подобные нарушения и обвенчали женщину повторно, лишали сана. Иначе обстояло дело, если женщина выходила замуж повторно из-за длительного отсутствия мужа, – такие случаи не были редкостью.

На протяжении всего XVIII века Россия постоянно воевала. Некоторые дворянки, не получавшие от мужей годами известий, решались на повторный брак (лет через 7-10 после последнего общения с мужем). Обычно им давали временный развод и разрешали обрести личное счастье, но если первый муж возвращался, то поступок «нетерпеливой женки» общество осуждало, а брак расторгали.

Объявившийся муж мог продолжить жить с женой, но чаще – он сам женился во второй раз, и закон не создавал ему никаких препятствий. Примечательно, что в одном из подобных дел Святейший Синод велел женщине, не дождавшейся мужа, оставаться в безбрачии, пока супруг не скончается.

Еще по правилам Василия Великого, на которых базировалось семейное право XVII-XIX века, оскверненная жена изгонялась из дома (без какого-либо содержания), при этом этот же грех мужу женщина по закону должна была простить, продолжая жить «в счастливом браке». До конца XVII века вступившую «в блудное сожитие» жену секли плетьми (или назначали длительную епитимью), а затем ссылали в монастырь. Ну и, конечно, муж мог отвести душу.

Сохранилось письмо некой дворянки Салтыковой, которая рассказывала подруге, как была дважды крепко бита мужем, а затем «совсем обобрана» (видимо, речь идет о лишении имущества и постриге).

Потом ситуация начала меняться – требования закона останавливали женщин в меньшей степени, особенно если речь шла о знатных и богатых. Худшее, что их ожидало – развод, но и по нему, как пишет антрополог Наталья Пушкарева, они «не впадали в нищету», а могли отсудить у экс-супруга «седьмую часть имений и четверть движимости и капитала».

Мы знаем множество историй женщин, последовавших за мужьями в ссылку, и общество видело в этом благородную жертву во имя долга. Напротив, женщин, которые не спешили разделить судьбу мужа, а требовали развода, свет считал бесчестными. Хотя на такое решение дворянки имели полное право после екатерининского указа, когда вечную ссылку признали одним из оснований для расторжения брака.

Немало сохранилось историй и о любви молодой дворянки к учителям словесности, танцев, музыки. Тяга к наукам здесь играла последнюю роль, ведь в глазах некоторых барышень наставник становился кумиром – элегантным, образованным, обходительным. Конечно, если родители замечали чрезмерную тягу к знаниям, вопрос решался просто – грамотея гнали взашей, а за дочерью устанавливали усиленный контроль. Но случались и более трагические истории.

Так, в воспоминаниях XVIII века встречается история о некой молодой вдове Гагариной. Она влюбилась в учителя своих падчериц, и «сделала непростительную глупость», обручившись с ним. За свое безрассудство женщина поплатилась дважды – с ней прекратили общаться родные, а от новоиспеченного мужа она терпела «самое грубое обращение». Неопытность часто толкала русских дворянок на безрассудство. Пылкие, импульсивные, неспособные адекватно оценивать происходящее и не знающие реальной жизни, они легко поддавались соблазнам, стремясь лишь к одному – обретению личного женского счастья.